[RA fest]

9. Лукас Норт/Олег Даршавин. Постканон, АУ, ЮСТ с кульминацией. Лукас и Олег совершенно случайно сталкиваются в аэропорту. Каждый спешит по своим делам, и тут как мордой об бетон - узнают друг друга, и почва начинает уходить из-под ног. Стокгольмский синдром вместо мозга, случайная встреча оборачивается бурным сексом в гостиничном номере, причем оба не очень понимают на*уя это надо, просто ХОЧЕТСЯ и всё. Соль в том, что у обоих еще в Лушанке проскальзывали всякие гомоёбские мыслишки, но оба держали их при себе. За флэшбэки про тюрьму с юстовыми переживаниями персонажей заказчик будет в ножки кланяться!
P.s. И коробку королевских фиников автору, если Лукас будет с короткой стрижкой и бородой!!! и белокурым бойфрендом американцем
Заказчек

Вопрос: ?

1. Жду исполнения этой заявки!		14	(100%)
Всего:		14

@темы: слэш, выполненная заявка, Spooks – Лукас Норт, ТУР VI

Comments

[Гость]

И коробку королевских фиников автору, если Лукас будет с короткой стрижкой и бородой!!! и белокурым бойфрендом американцем
Заказчек

[Гость]

Исполнение 1. (в процессе)

около 1300 слов

- Лукас,нет!!! – заорал Олег. - Стой, твою мать!!! Стрелять буду!!!

Норт услышал его, но, конечно же, не обернулся. Несколько целенаправленных прыжков с кочки на кочку, и для преследователя всё кончено, а для беглеца наоборот: человек из плоти и крови на глазах удивленной публики превращается в тень и тает в мутной болотной дымке. Так сказать, сливается с родной стихией.

Преследование наконец-то можно было считать проваленным. Олег остановился, переводя дух.

Ищи теперь свищи этого ... Да он лучше под кочкой сдохнет, на березе повесится, чем обратно-то…

Олегу стало обидно.

– Скатертью дорога!!! – гавкнул он в пустоту, да послал вдогонь пару крепких слов. Болотная тишь поглотила всё без остатка и жадно облизнулась, мол, что-то еще, Олег Вадимович?
Но Олегу нечего было добавить.

Сумерки стремительно сгущались, ноги увязали во мху всё глубже, чуть ли не по косточку, да еще из низких брюхатых туч начал накрапывать дождик – вся обстановка как бы намекала Даршавину, что нужно немедленно возвращаться в Лушанку.

Или уж чёрт с ним, бежать вперед. Во все тяжкие, без разума и оглядки. Туда, где чахлые деревья сплелись голыми корявыми ветвями наподобие ворот, и предательски легко отпускают каждого, кто осмеливается в них войти.

Олег не знал, откуда это известно, но был уверен на сто процентов - там за деревьями другой мир. Мир, где дышится легко, где под ногами твердая сухая земля. Где люди спокойно с улыбкой идут навстречу друг другу, а не бегут, скрывая лица.

- Ну что же ты, Лукас, что же без меня то…
- Даршавин! Даршавин! Да проснись ты, ну!
- О! Чё? – Олег вскочил, как ужаленный, и увидел прямо перед собой испуганное лицо Мани.
– Что, опять болтал во сне?
- Опять.

Жена неуверенно улыбнулась и погладила его по щеке.

- Врет, - понял Олег. Не болтал, а орал.

В пользу этой версии говорило и состояние наволочки - ткань была мокрой от пота. Впрочем, в остальном он был в порядке – даже легкий стояк натягивал трусы, чего при истинно хреновом самочувствии, конечно, не бывает.

- Сколько времени, Мань?
- Почти шесть.
- Ну, значит вставать пора.

Замотавшись в халат, Даршавин поплелся в ванну. Спину покалывало от сердобольного Маниного взгляда.

- Вот так вам, зарррразы, вот так, хорошо! - Олег ежился под ледяными струями, почти физически ощущая, как нехорошие мутные мысли вымываются из головы и с присвистом уносятся в водосток.

Контрастный душик за пять минут прочистил все его системы и поставил мозг на место - из ванной Даршавин вылез, словно заново родившись. Намурлыкивая «нам песня строить и жить помогает», растерся полотенцем, подошел к зеркалу. Из зеркала на него смотрел бородатый подтянутый мужик, в меру пьющий, не курящий, совершенно спокойный и готовый к любым вызовам судьбы. Даже к приезду тёщи из Петербурга. Словом, всё было норм, и только жена продолжала тревожиться по инерции.

- Хочешь, сама за мамой съезжу? – осторожно спрашивала Маня. – Давай сама, а, Даршавин?
- Отставить панику, – отмахивался Олег. – Куда щетка подевалась, лучше бы вот поискала.
- Держи, - Маня протянула щетку, самолично нахлобучила на мужа шапку, сунула в карман носовой платок, и с чувством чмокнула в щеку. – Возвращайся скорее.

Дурные сны – о службе, Лушанке, Лондоне, вывернутом наизнанку прости господи стокгольме - давно остались за бортом. Даршавину так казалось, да креститься надо, когда кажется.

Почему же именно сегодня?

Отскребая от лобового стекла налипший за ночь снег, он и так и этак размышлял на тему, пока не пришел к заключению, что всему виной резкий перепад давления. В плохую погоду всякое может приключиться, верно? То затылок разболится, то суставы заноют. То Лукас Норт приснится…

Олега не столько напрягал факт сна, сколько чувство, с которым он проснулся. Однажды с ним уже было такое – в Лондоне, перед началом операции. Тогда он тоже проснулся с чувством незавершенности, словно не сон посмотрел, а предисловие к реальным событиям. Только тогда снилась каменная халабуда и всякие чудачества, а теперь бескрайнее болото, и Норт как олень по кочкам да в туман.

- Вот ведь хрень собачья, а… - Олег сплюнул в снег и полез в натопленный салон. Тёщин самолет должен был приземлиться через час с небольшим, и любящему зятю следовало поторопиться.

На парковке было не протолкнуться, как и всегда. Даршавин с трудом нашел место, запер машину, и быстрым шагом направился в здание аэропорта. Навстречу ехали машины, разбрызгивая мерзотную смесь снега с реагентом, и люди с чемоданами то и дело возникали на пути, мешая держаться прямой траектории.

В зале прибытия было тепло, светло и людно. Олег приехал вовремя, даже с запасом. Плохая новость заключалась в том, что нежданно-негаданно начался снегопад, а в такую погоду самолет посадить сложно.

- У природы нет плохой погоды, ага, – пробурчал Даршавин, подходя к стеклянным дверям.

С неба валило всё гуще и обильнее, парковку было не видно, только людей курящих по ту сторону стекла и пару-тройку метров за ними.
Вот ко входу подъехало такси. Олег от нечего дела стал ждать, кто выйдет. Дверь распахнулась, показалась серая шляпа, следом меховой воротник, и наконец пассажир вылез целиком – высокий плечистый иностранец в пижонском сером пальто и черных кожаных рукавицах.
Что иностранец было ясно невооруженным глазом, а вот с национальностью Олегу пришлось немного поугадывать. Рост и габариты говорили в пользу какой-нибудь скандинавии - там что ни мужик, то верста, - но когда парень приблизился к стеклу и достал сигареты, стало ясно, как день - америкашка.
Олегу стало неинтересно, и он отвернулся.
В зале тоже нечего было рассматривать – новогодние ёлки, да кафель. На табло писали, что тёщин самолет задерживается, и чтобы скоротать время, Даршавин пошел за кофе.

- С вас триста рублей.

Пока сонная девица отсчитывала сдачу и бодяжила в картонный стаканчик коричневую бурду, Олег и так и этак ощупывал взглядом вывеску «Табак». Соблазн был велик, но он уговорил себя, что не хочет платить втридорога за пачку отравы.

- Уж лучше стрельнуть у какого-нибудь мажора, – рассудил Даршавин. - И халявно, и вкусно, и не выкуришь потом всю пачку.
- У вас не найдется сигареты? – спросил он у давешнего американца. Тот упорно околачивался на улице и скучал.
- Да-да, конечно! – парень достал из кармана сигареты, с улыбкой протянул Даршавину.
- Благодарю.

Халявная палочка здоровья оказалась вкусной. Олег чередовал затяжки с глотками кофе и щурился на искристую снежную пелену. По телу расплывалось приятное чувство безмятежности. Подъехало очередное такси. Американец заинтересованно вытянул шею, стараясь разглядеть пассажира. И оказался прав: некто выпорхнул из салона и, на ходу заматываясь в шарф, быстрым летящим шагом направился к нему.
Последовала сцена воссоединения двух любящих сердец – Даршавин иронично ухмылялся в усы, наблюдая в пол глаза, как «мальчики» под два метра ростом каждый, нежно берут друг друга за руки, украдкой целуются и воркуют какие-то приветствия. Любовь и голуби, ёптыть.

Однако, самое время и тебе с кем-нибудь поворковать, Олег Вадимыч.

Даршавин посмотрел на часы и недобро цыкнул зубом. Если возникли проблемы с посадкой, об этом могут и не объявить. Надо потрясти кого-нибудь из администрации.

Избавившись от стаканчика и окурка, Олег решительным шагом направился в здание аэропорта, но возле самых дверей вдруг испытал непреодолимое желание оглянуться назад. Как иголочкой меж лопаток кольнуло – «оглянись на меня».
Олег развернулся на девяносто градусов, просканировал местность. Заснеженная парковка, фонари, тётка в шубе с клетчатым чемоданом, и… Ёптыть… Лукас Норт.

Даршавину захотелось снять перчатку и ущипнут себя побольнее.
Тот мужик, что выпал из такси в объятия американского дружка, совершенно точно был Лукасом Нортом. И сверлил Олега пристальным взглядом, поглаживая аккуратную черную бороду.

Борода то и сделала его... Чуть-чуть неузнаваемым.

Усилием воли Олег разорвал зрительный контакт и попытался уйти со сцены, но не особо удивился, когда прошлое нагнало его и вежливо преградило дорогу. Прошлое – оно такое, откуда хочешь достанет.

- Что, даже не скажем друг другу «привет»? - вкрадчиво поинтересовался англичанин. Акцент за годы испарился, его русский был безупречен, кабы не...
- А мы разве знакомы? - Олег и бровью не повел. Плевать ему было на акценты.
- Скоро выясним. По этому адресу, в любое время. – Лукас протянул визитку.

Даршавин взял её двумя пальцами, пробежал глазами название гостиницы, а когда поднял взгляд, Норт уже стоял возле выхода. Призрак из прошлого, тающий на глазах – всё как во сне.

- Не забудь про жёлтые цветы, Олег! – крикнул Лукас по-английски и, ослепив на прощание улыбкой, слился. Так же внезапно, как нагрянул – натурально «снег на голову».

- Дела, - пробормотал Даршавин, опуская визитку в карман. – Вот дела-дела…

Под пальцы попался платок и плоская картонная коробочка. Что еще за коробочка? Олег выудил её на ладонь, оказалась пачка "женских" тоненьких сигарет. Маняша, добрая душа, подсунула…

[Гость]

Заказчик пришел и немного приху... онемел....



Пожалуйста, автор, дальше! Умоляю-умоляю, pozjaaaalystaaaa! Про бородатого Лукаса, про Ли американского парня в пальто и шляпе *разрыдался от счастья *, и про Олежку с Маней. Вы пишете не так, как я представляла, но нравится очень.

[Дашка Третий-Глаз]

Интересное начало

[MurMill]

Уф))) нравится!!!! Жду продолжение!!!!

[Гость]

Ммммм, сочно, красочно, с предвкушением!!!
В кадре все, кто надо!
И пусть я канон не курила, доставляет неимоверно!!!
Муррси.
И еще))

[Гость]

Дашка Третий-Глаз, MurMill, Гость, спасибо!

Заказчик

спасибо, и за заявку, и за роскошный отзыв!

Исполнение 1. прода 1.

***

Даршавин запер кабинет и сел за стол, когда на часах было без четверти двенадцать.
Надо было чем-то заняться, и Олег начал убирать в сейф папки с делами. Время тянулось издевательски медленно, как и всегда, когда хочешь его убить - стол опустел, а минутная стрелка сместилась всего на два деления.
Чего бы еще придумать?
Даршавин смахнул со столешницы несуществующую пыль, походил по кабинету, плеснул водички чахлым кактусам, и наконец, приземлился на диван в углу. Уперев локти в колени, следователь свесил голову и бессмысленно уставился в линолеум.

Врать самому себе он не привык. На душе было плохо, грязно было на душе. Конечно, не в первый раз подобная муть колыхалась на дне его сущности - ведь не цветочницей Олег подвязался, а следователем по особо важным делам в СИЗО для международных террористов и прочих злокозненных мудаков. Но никогда в жизни следователя Даршавина не корёжило после закрытия дела с такой силой, как сейчас.

Олег ковырнул ботинком отстающий кусок линолеума и тяжело вздохнул. Он и сам сейчас, как этот кусок – чуть-чуть дёрни и всё. Будет дырка в гладкой системе.

Он не привык врать самому себе. Он давно не верил в правое дело, святость войны, чистые руки вышестоящих, во всю эту патриотическую лабудень.
Его нынешняя работа была просто работой, такой же уродской, но необходимой, как миллионы других работ. Равноценный обмен – отдаёшь государственной машине своё время, нервы и способности, на выходе получаешь деньги, защиту, гарантии.
А уж право государство или нет – наплевать. Как говорят те же англичане – «Права или не права, это моя страна».

Так Даршавин себе и говорил, пиздя по почкам очередного несговорчивого подозреваемого. И ничего, совесть не мучила. Шпионы, кроты, провокаторы – дерьмо в чистом виде, рафинированное высокотоксичное дерьмо, которое кто-то должен вычищать. Даршавин так и думал про себя всю дорогу - что работает ассенизатором.
Благо, прикасаться руками к дерьму приходилось не часто – на подследственных Олегу без шуток везло, тупые фанатики доставались в основном «арабистам», а он в силу хорошего знания европейских культур якшался с публикой цинично-приличной, не готовой страдать всерьез, зато готовой идти на контакт.

А потом появился Лукас Норт, и что-то пошло не так. Дрогнули руки следователя Даршавина - впервые за годы безупречной службы.

Он никак не мог понять, в чем проблема с этим англичанином, но проблема была.
Олег сразу отнесся к нему с симпатией, может быть, просто лицо понравилось? Или северный акцент прикольнул, или другое что-то?

Так или иначе, дело Норта он довел до логического завершения, и в столицах проделанной работой были довольны. Куратор с Лубянки – Качинский, - даже обещал старшему следователю повышение, намекнул в неформальной беседе, что похлопочет о переводе в Москву, поможет с жилплощадью, что для Даршавина было манной небесной...

Даршавину бы радоваться, песни петь, а он возьми, да и впади в аппатию - парадокс ептыть!
Завсегда радовался, закрыв дело, всегда как гора с плеч, а тут захлопнул папку с грифом «секретно» и почувствовал себя распоследним мудаком. Прости господи, предателем.
И чтобы как-то уменьшить это чувство, соскрести невидимую грязь с рук, вызвал Норта на прощальный разговор и отгрохал англичанину такой рождественский подарочек, что теперь сидит, обхватив дурную голову руками, и не знает чего делать, куды бечь.

Настоящую ошибку он допустил не вчера, когда вывалил Норту планы Качинского, а давным-давно. Когда позволил себе испытывать симпатию к врагу госмашины, когда допустил на секундочку мысль, что увидеть в подследственном человека – это не опасно. Вот когда он соврал себе, и вот что из этого вышло. Выйдет. Если не остановить Норта прямо сейчас.

Олег вскочил и, как ошпаренный, понесся к камере Норта. На часах было без пяти двенадцать, и если Олег хоть что-то понимал в устройстве англичанина, - а он понимал! – тот уже скрутил петлю и встал на табурет.

[Гость]

Автор!!! Там люди с тонкими губами на табуреточку взобрались, и отнюдь не стишки читать, а ты прервался!!
Надрывно как!
А дальше-то, дальше?
Додай плз!
Спасибо огромное!)

[Гость]

Гость, додам, дорогой читатель, как не додать!

[ILisssa]

Гость, Автор!!! Как можно!!! Хотя ты можешь, да))
Нежно разминаю твои натруженные руки!
И жду додачи)))

[MurMill]

Ох!!!! Как мне нра!!!!

[Squirry]

Ооо, как волнительно. Буду ждать продолжения.

[Гость]

Дважды осчастливленный заказчик шлет авторам лучи любви и умоляет продолжать!

Исполнение 1. прода 1.

Читаю, затаив дыхание! на самом интересном месте прервались, Автор!

Исполнение 2. (В процессе)

Sorry not sorry что попросила внести Ли в любимый нортшавин Какое наслаждение читать о Лукасе и ... Филе! Спасибо, Автор 2!

Высокий и широкоплечий, с прямой как у танцовщика осанкой он всегда притягивает взгляды, прозрачная бледность придаёт его красивому лицу изысканную благородность, он носит бороду и короткую стрижку, волосы его тёмные с лёгкой сединой на висках и серебринками в бороде, его голубые глаза проницательные и внимательные, смотрят прямо в самую суть.

великолепное описание нашего всего, рукоплескаю стоя!

[Гость]

Гость, спасибо!!! Очень кланяюсь))) спасибо и заказчику и автору Исполнения 1 !!!! Я стараюсь учесть пожелания)

[Johny Boy]

Исполнение 2. (В процессе)

НРАВИТСЯ! Чернобурый лис Норт начал новую мирную жизнь, но талант то не пропьешь , эх) Заранее жалею Фила...

[Гость]

Murmur Cheeba, обещаю не разочаровывать))))

[Johny Boy]

обещаю не разочаровывать))))

[Johny Boy]

Исполнение 2. (В процессе)

НРАВИТСЯ! Чернобурый лис Норт начал новую мирную жизнь, но талант то не пропьешь , эх) Заранее жалею Фила...

[Гость]

Персонажи:
Лукас Норт, Олег Даршавин, Фил Винслав (Ли Пэйс), японский любовник (Кеану Ривз)
Сколько слов не знаю)
В тексте стихи А.Крупнова и как эпиграф стихи от  Тёмная Сторона Меня

Исполнение 2 с изменениями

Что зажило – то зажило,
что было – повторяется.
Огонь, сгоревший заживо,
вновь ярко разгорается.
В секунде – вечность прежняя,
любови меркой меряна
И пустота безбрежная
вновь зазвенеть намерена

 Тёмная Сторона Меня

Резкий северный ветер бьет в лицо ледяными струями, и страшно захлебнуться этим оголтелым потоком, от которого никуда не спрятаться и не скрыться. Такое ощущение, что кто-то затыкает рот ладонью. Холод загнал его в знакомое кафе на углу улицы, он заказывает кофе и устраивается за столиком у окна. Всего десять минут, чтобы перевести дух, в надежде переждать разыгравшуюся непогоду.
Несмотря на мелкие неурядицы, вроде сорвавшегося звонка от мужа, день сложился вполне удачно. Обе встречи, что называется, получились не в бровь, а в глаз, он заполучил сразу два редких издания, да ещё и по настолько хорошей цене, что если бы ему кто-то рассказал, что может так свезти он бы и сам не поверил. За окном настоящий ураган, ветер гоняет по улице обрывки газет и какой-то мусор, люди беспомощно закрываются от ледяных порывов, пытаются скрыться в подземке, магазинчиках или кафе. Он берет в руки красную чашку горячего кофе. Пальцы и ладони приятно греет гладкая керамическая округлость. Делает глоток и, вдохнув носом аромат крепкого кофе, на секунду задерживает дыхание, словно пытаясь удержать тепло внутри. Выдыхает, от чего из чашки на лицо веет теплом, будто он сидит в горячей ванной. Суета дня отходит куда-то назад и он просто растворяется в моменте, ощущение себя отступает. Ощущение себя….
Лука Ковач, родившейся в 1971 году в городе Шибенике, который находится на берегу Адриатического моря в Хорватии (в то время на территории Югославии) уже несколько лет живёт здесь в Нью-Йорке в старом кирпичном многоэтажном доме, где они с мужем приобрели просторный лофт, занимающий весь шестой этаж. Они оба занимаются антиквариатом. Луку увлекает все старинное - мебель, посуда, предметы искусства. А его муж, тридцати пятилетний Фил Винслав, просто помешан на книгах. За пять лет, что они живут вместе, их огромная квартира превратилась в склад, напоминающий лавку старьевщика, набитую антиквариатом. В их доме нет стен, пространство зонировано диванами, а также стеллажами, забитыми книгами и всевозможными шкатулками, статуэтками, старинными картами, вазами и прочим ветхим хламом. Лука ещё держит небольшой антикварный магазин, где продаёт и покупает старинные вещицы. Надо сказать, что это не источник заработка, они очень состоятельная пара и антиквариат, скорее хобби, чем средства к существованию.
Эти двое не очень общительны, даже можно сказать немного нелюдимые, не сторонники шумных тусовок, у них никогда не бывает гостей. В доме, где они живут, всего несколько почти незнающих друг друга жильцов, и порой складывается впечатление, словно это не жилой дом, а старое заброшенное помещение. В тридцатых годах, здесь было какое-то производство, но потом здание распродали по частям и теперь, верхние этажи его занимают квартиры, а нижние сдаются под мероприятия. Фил никогда не задавался вопросом, почему Лука купил квартиру именно в таком доме….
В их большой квартире вместе с ними живут пять маленьких собачек и вечерами они любят выгуливать своих "детишек" в центральном парке. А еще не так давно Фил притащил домой две огромные клетки с какими-то пичугами, которые теперь, не умолкая щебечут. Лука не был против, ему нравится, когда квартира заполнена звуками, так сказать живет. Дома они бывают не часто, путешествуя вместе или порознь по всему миру и собирая разные разности. На время их отсутствия Фил пристраивает домашних питомцев к сестре, которая живет за городом.

[Гость]

Исполнение 2 (прод)

Из каждой своей командировки Лука привозит в подарок Филу какую-нибудь редкую книгу. Хотя Фил, конечно же, невероятно рад таким подаркам, но эти частые отъезды мужа для него вечная головная боль. Он всегда тоскует по нему, как ребенок, который весь день ждёт маму с работы и, вроде бы, занят своими делами, но на периферии сознания всегда присутствует это ожидание. Ожидание ЕГО, ЕГО образ. Образ высокого и широкоплечего мужчины за сорок, с хорошо развитой мускулатурой и прямой как у танцовщика осанкой. С возрастом он стал немного худощавым, что придало его внешности некоторую ранимость. Он красивый, немного грустный, часто задумчивый, погруженный в свои мысли. Его голубые глаза внимательные и пытливые могут быть колюче-зимними и такими теплыми, когда он смотрит на Фила. При встрече с посторонними предпочитает молчать, изучая собеседников, иногда кажется, что он читает по губам, чужие разговоры… хотя нет зачем это ему… Лицо его по-мужски красивое - высокий лоб, длинные темные, чуть надменные брови, прямой нос, достаточно волевой подбородок, и небольшой рот с тонкими четкими губами. Теперь он носит бороду, которая в сочетании с коротко остриженными темными волосами, контрастно подчеркивает благородно-прозрачную бледность его лица. Весь его облик одновременно сильный и слабый, резкий и мягкий.
Ветер на улице стих и Лука засобирался домой, надо сказать, что он не очень спешил, ведь Фил уехал неделю назад к родственникам в Филадельфию и дом был пуст. "Оставь мне птиц или собак, мы потом приедем вместе, без тебя мне будет совсем одиноко...". Но Фил решил, что Лука быстрее закончит свои дела и приедет к нему, если останется дома один. Дело в том, что они решили провести Новогодние праздники у родителей Фила, но Лука занимался очень важным для него аукционом и просто не мог все побросать и уехать, так что, пообещав Филу закончить со всем за неделю, он энергично взялся за дело.
Когда Лука добрался домой, на улице уже стемнело. Он поднялся на большем, жутко шумном лифте, который скрипел полозьями и издавал такой мерзкий лающий лязг, что казалось, будто он везёт пассажира прямиком в преисподнюю. Лука неоднократно поднимал вопрос о замене лифта, но Фил относился к этому скрипучему обстоятельству весьма равнодушно. Лука же, напротив, не выносил этот шум, как и любой другой, а особенно громкий, впрочем, как и полную тишину. В их доме всегда работал телевизор, звучала музыка, даже ночью горел свет, неяркий приглушённый, обычно лампы, расставленные прямо на полу или камин. Он был человеком с прошлым и это прошлое, в котором с ним случилось много всего, заставляло бояться темноты.
Он поставил бумажный пакет на полку одного из стеллажей прямо возле двери - книжки для Фила, при мысли о нем все его существо словно окатило теплом...
Фил, смешной, добрый, немного несобранный Фил... Его можно назвать блондином с зелено-голубыми глазами в темных, будто спутанных ресницах. Его, от природы русые волосы, обычно высветленные на большую часть их длины, часто собраны в хвостик на макушке или просто под ободок. На носу и щеках еле заметные веснушки, красивый чётко очерченный рот с какими-то по-детски пухлыми губами... Он очень высокий и большой, даже Лука со своими почти ста девяноста сантиметрами рядом с ним выглядит хрупким. А ещё он чуть замедленный как все великаны... Его невероятно красивые руки, всегда сопровождают разговор уверенными быстрыми или плавными по-кошачьи тягучими жестами, как бы разговаривая вместе с ним. Он надежный и верный с ним тепло, он его дом. Человек, с непостижимым внутренним миром, всегда легкий и спокойный, шутит, улыбается. И эти его качества, отнюдь, не внешняя оболочка, это не напускное. Он как планета с повышенной плотностью притягивает к себе, и раз попав на его орбиту, никто уже не в силах оторваться, увлекаемый этой неповторимой неотразимостью....
В голове возникает картинка и расползается перед глазами как неожиданно оживший кинокадр... «Обычный день, среди недели… После ужина в ресторане, они ещё немного прогулялись, просто шли рядом, молча, Фил, засунул руки в задние карманы джинсов смотрел под ноги и улыбался каким-то своим мыслям, Лука поглядывал на него и думал что сейчас в его жизни ничего и никого кроме этого парня нет и самое главное, что он и есть все что ему нужно. Но где-то глубоко внутри него гнездилось это странное непонятное чувство к тому другому человеку, который приходил к нему во снах, к парню которого он встретил в аду и потом, уже там, в нормальной, ну насколько это можно назвать нормальной жизни, в Лондоне».

[Гость]

Исполнение 2 (прод ч. 2)

Лука снял пальто и бросил его на спинку одного из пухлых диванов, разулся, натянул теплые домашние уги и отправился ставить чайник. По дороге, он привычно включал везде свет, поднимал с пола разбросанные вещи и собачьи игрушки. Мысли одна за другой плыли, как нескончаемый поток, волна за волной, вынося на поверхность то одно событие то другое, вроде бы на первый взгляд никаким образом не связанное с предыдущим и только если проследить всю цепочку, вдруг окажется, что это не просто причудливая пестрая мазня, а самая настоящая трехмерная картина.
Из задумчивости его вывел грохот, от которого внутри все холодеет и сжимается в комок. Лука замирает, как парализованный, не в силах пошевельнуться. Этот ступор длился всего пару секунд, но для него будто проходит целая вечность, проносясь в сознании эхом следов прежних переживаний сплетенных в запутанную систему ассоциативных связей. Невероятно полезное свойство нервной системы человека, заключающееся в способности какое-то время сохранять информацию о событиях внешнего мира и реакциях организма на эти события, превратилось для Луки, в виду его специфических навыков и умений, в весьма непростое испытание. Процесс актуализации элементов прошлого опыта - образов, мыслей, чувств, даже движений, словно за невидимую ниточку тянул за собой те подробности, которые он так старательно замуровывал в глубине своего сознания, но стоило сработать некоему пусковому механизму, как запускалась эта пленка, многократно воспроизводя и изменяя самым причудливым образом так старательно укрываемую информацию. И образы всплывают в сознании без усилий, отключая действительность, погружая в пустоту…
«…Влажно-серый бетонный пол с темными разводами узким прямоугольником давит на нервы. Почти под самым потолком чугунная, не раз крашенная в какой-то уже неопределенный цвет батарея. В углу комнаты белеется омерзительно-комковатый полосатый матрац. Взгляд упирается в тяжелую металлическую дверь, за которой уже приготовлены новые муки и страдания. Поворот ключа, неприятный лязг и теперь все что он видит это ботинки с серой ребристой подошвой, в которые по-военному заправлены черные штаны. Он чувствует, как начинает трястись. Сначала эта дрожь где-то глубоко внутри, потом волнами под самую кожу, по нарастающей, пока руки не начнут перебирать невидимые бусинки, а зубы стучать как о стеклянную чашку».
Очнувшись, он медленно оглядывается по сторонам, его все еще потряхивает. На полу разбитая лампа, раскрытая книга и разбросанные открытки с изображением Токио. Чтобы как-то унять внутреннюю дрожь Лука принялся собирать глянцевые картинки. Нужно переключиться, убрать из головы этот образ… Он пытается отвлечься, рассматривая фотографии, концентрирует свое внимание на других воспоминаниях. Постепенно изображённые дома, иероглифы и бело-красное сочетание цветов полностью завладели его мыслями.
Лука не называл ЕГО имени даже про себя, это случилось, когда он был Джоном, тогда, сразу после Лондонских приключений на крыше, он сбежал в Японию, чтобы собрать себя в кучу и составить новый список. Джон встретил ЕГО, высокого красивого темноволосого парня, в одном из ночных притонов и угостил выпивкой и коксом. Тогда они провели вместе ночь и стали частенько зависать вдвоем. У Джона ещё не сложилась картина его жизни и он просто проводил время с НИМ. Они таскались по городу, зависали в кабаках и квартирах случайных приятелей его нового знакомого. Все это время слилось в один миг, где он и его случайно-образовавшийся любовник занимались сексом в душном, влажном Токио. Он помнил его на вкус, на ощупь, помнил его слегка раскосые карие глаза, бледную гладкую кожу, то, как он откидывал волосы со лба, помнил его мягкие, вкусные губы, красивый прямой нос, надменный изгиб черных высоких и длинных бровей, хриплый, низкий голос... Все это было и закончилось, как и сам Джон Бэйтман... Теперь есть Лука.

[Гость]

Исполнение 2 (прод ч. 3)

Он выпрямился и положил карточки на полку, первого подвернувшегося под руку стеллажа. И неторопливо направился в ту часть квартиры, которая служила им кухней. Поставил чайник на газ, устало опустился на стул,… как некстати нагрянули воспоминания, растаскивая его по кускам. Он с такой тщательностью разобрал их все на сегменты, упаковал каждый в отдельности в черный целлофановый пакет и постарался похоронить в самый дальний угол своей души. Теперь у него другая жизнь, другие люди окружают его и им совершенно не нужно знать какое он, в сущности чудовище.
Если бы Фил знал что Лука, его спокойный, тихий Лука - это убийственная машина и на какие изощренные вывихи способен его не спящий мозг, сколько страшных талантов припрятал он за этим безмятежным ликом, какую боль могут причинить его красивые руки художника и убийцы с тонкими пальцами, остался бы он с ним… Все это он хранил там, в темноте и тишине самого глубокого и потаенного колодца своей памяти. Парой ему казалось, что стоит просочиться хоть одной капле из этого омута, как вся его новая, ажурно-прозрачная жизнь распустится по нитке и сваляется в грязный моток испачканный дерьмом и блевотиной той его, вонючей жизни.
Засвистел, вскипая чайник, и бытие потекло по своим привычным руслам. Нужно столько всего успеть до отъезда,… а самое главное не забыть, за всей этой суетой в магазине, заказать билет. Он заварил очень крепкий черный чай, он так привык еще там в холодном северном краю, где не было дней, ночей, там не было ничего кроме НЕГО, его хозяина, мучителя, странно-любимого и ненавистного мастера игры в поддавки, в которую они играли вместе. А теперь, Лука играет один - в Игру под названием «Я, не Я, снова Я, Лука Ковач..…»
Утро плавно вплыло в большие не зашторенные окна и застало Луку, уже одетым и собирающимся на выход. Вещи уложены в небольшую дорожную сумку, он надел черное недлинное пальто и, окинув квартиру сосредоточенным взглядом, скрылся за дверью.
Самолет совершил аварийную посадку в каком-то аэропорту и пассажиров после часового ожидания попросили покинуть борт. Лука был среди этой толпы, ему пришлось почти сутки ждать в аэропорту вылета, который постоянно переносили на час – два, пока и вовсе не отменили, сообщив, что пассажиров разместят в гостинице и автобус начнет их развозить с минуты на минуту. Он устало набрал номер Фила и принялся в сотый раз объяснять, извиняться и обещать, что успеет к празднику.
В этот самый момент их глаза и встретились…

[Гость]

Исполнение 2 (прод 4)

Высокий темноволосый мужчина в длинном сером расстегнутом пальто, черных штанах, по-военному заправленных в высокие тяжелые ботинки в пол-оборота, как будто чуть исподлобья следил за Лукой, не отводил от него своих черных как у медведя глаз.
Даршавин сразу узнал его. И этот факт чуть не сбил его с ног. Он старался не упускать из поля зрения человека, который, в каком-то смысле, разрушил его жизнь, ну и, соответственно любую информацию, которая могла бы его каким-то боком касаться. И, конечно, Олег не пропустил мимо заметку, появившуюся в интернете о топорной наработке спецслужб, в результате которой, с крыши почти в центре города не то сам, не то с помощью, спрыгнул, человек, вроде как, не совсем далекий от этих самых спецслужб. Знающие люди говорили, что он был неким спец-агентом по имени Лукас Норт. Скандальчик, как водится, замяли, но все же, как не крути, факт остался фактом и Олег пережил не один месяц убийственной тоски и терзаний о смысле жизни. А теперь вот он - Лукас Норт собственной персоной, в зале аэропорта живой и невредимый. Он ни с кем не смог бы его спутать. Высокую, стройную фигуру, жесты, поворот головы, то, как он поднимает ворот своего бушлата. А когда Олег увидел его лицо, как будто и не было этих семи лет. Они смотрели друг на друга, словно читали по лицам. «Что? Как? Где?… Почему ты здесь?… Странное совпадение?…».
ЛукаС первым пришел в себя и направился прямо к Даршавину, тот, повернувшись к нему лицом, изучающее, наблюдал за его передвижением, за тем как он идет - уверенно и быстро,… там он ходил иначе. Он оказался совсем близко и, теперь, Олег еще внимательнее всматривался в его лица, отмечая каждую подробность. Он поседел, на висках и в бороде поблескивают серебряные паутинки, глаза спокойные, но по-прежнему внимательные. Такой же бледный, добавились морщинки. Стал, словно шире в плечах и выше, но это обманчивое впечатление, там он непроизвольно пытался быть меньше и незаметнее.
Лукас еле заметным кивком пригласил его отойти в сторону. Они шли рядом, настала очередь Лукаса присматриваться и сравнивать. Олег теперь носил длинные волосы, не сказать, что это ему шло, скорее даже наоборот, но эта длинна как-то соответствовала теперешнему его образу. Он стал крупнее, заматерел, «…ему, наверно, лет тридцать девять», вошел в самую пору. Они не виделись почти семь лет с тех пор как, с легкой руки Гарри Пирса, Даршавину устроили фальшивый взрыв и отправили с новыми документами на все четыре стороны или на одну, нужную кому-то... Они остановились в сторонке подальше от всех.
- Ты как здесь? – Лукас прислонился плечом к стене.
- Проездом. Застрял. Вылет не дают. – Спокойный, хрипловатый голос. – А ты?
- Тоже. Где остановился?
- Пока нигде.
Моментальное решение, правильное или неправильное будет видно потом, а пока есть только оно.
- Поедем, мне номер предоставили, как ВИПу. – Насмешливая улыбка, такая знакомая. Как часто он огребал за эту свою улыбку.
Олег слегка наклонил голову в знак согласия. В такси - молчаливый неудобняк, они оба знают, зачем едут в эту гостиницу. Три последних года их необычного общения, каждый, так или иначе, думал об этом.
На «голых» допросах, когда Норт в чем мать родила, то сидел со связанными руками, то, по желанию следока, принимал другие более экстравагантные позы, предположительно, помогающие заключенному раскрепоститься и представить следствию необходимую информацию. Или во время откровенных разговоров по душам, под растормаживающим действием амитал-натрия, когда Лукас в состоянии полусна или полубредовой эйфории, охотно и непринуждённо рассказывал Олегу о своем разностороннем сексуальном опыте, проявляя при этом повышенную речевую и двигательную активность. Или, потом, в заброшенном здании где-то недалеко от реки, когда один смотрел, а другой раздевался, обоих их накрыло с головой… Кто знает, чем бы закончилась та стычка в Лондонской квартире Норта если бы не Сара…
Пока Лукас расплачивается, Олег ждет у двери. Неприятно, ярко освещенный лифт, Лукас опускает голову, трет глаза подушечками пальцев, на несколько мгновений смыкая их на переносице, Олег рассматривает его профиль. Номер вполне приличный. Лукас ставит свою сумку на невысокую тумбу в небольшом хольчике, у Олега вещей нет, видимо, он оставил их в камере хранения. Они, друг за другом, не останавливаясь в проходной гостиной, идут в спальню, Лукас задергивает штору быстрым коротким движением и, не оборачиваясь на Олега, начинает раздеваться. Ботинки, пальто, шарф, тонкий темно-синий джемпер, замедляется, украдкой смотрит через плечо. Олег стоит, не двигаясь, и в полумраке наблюдает, как тот раздевается.
На спине Лукаса вместо восьми куполов, по одному за каждый год несвободы, теперь красуется извивающийся дракон… Не то чтобы та татуировка потеряла для него смысл, вовсе нет, просто это ведь, как родимое пятно, так сказать особая примета Лукаса Норта, а его больше нет. На плече знакомый кораблик, как у вора-гастролера, беглеца, с устойчивой тягой к побегу любой ценой, с тремя мачтами, по одной на каждую попытку покинуть клетку и вырваться на свободу. Не тронутым остался и наручник с обрывком цепи, которую Луке забили после пяти лет отсидки. А вот демон на груди, символ ненависти к авторитетам и тюремной иерархии, своего рода «оскал», когда ее обладатель «показывает зубы» системе, несколько видоизменился, оброс деталями и подробностями… «Видать, до сих пор в обороне». Его восьмиконечная звезда, такие обычно делают себе тюремные авторитеты, воры в законе, а также и злостные «отрицаловы», к которым относился Лукас, за что и огребал большой ложкой, тоже никуда не делась, как и надписи на спине, в паху и на руке, а вот символ «один в четырех стенах», напротив, с его запястья исчез. Но появились и совсем новые татуировки, не перекрывающие старые отпечатки, оставленные на его коже жизнью. На ключице тонкой ниточкой неяркими серыми чернилами в столбик было что-то написано, отсюда не разглядеть…
Лукас пару минут постоял неподвижно, позволив Олегу рассмотреть себя, отложил в сторону джемпер, который продолжал держать в руке и, отодвинув ногой в сторону, свои ботинки медленно и осторожно, как будто по льду подошел к Даршавину. Они смотрели друг другу в глаза, как загипнотизированные, пульс внутри стал совсем медленным, все вокруг словно зависло в невесомости.
Невозможное возможно, больше нет никаких запретов, теперь они это не они, все как с чистого листа, осталась только страсть, что возникла каким-то непонятным образом там, где их уже нет.
Движение как выстрел, Олег обхватил ладонью его шею и, придвинувшись ближе, смял губы поцелуем, Лукас задохнувшийся всхлипом, прижался всем телом, с силой притягивая его к себе. Целовал, отстранялся, смотрел в лицо, проверяя свою и его реакцию на происходящее, пробовал на вкус... Олег скинул пальто, одним тягучим движением снял свитер через голову, расстегнул штаны, и они завалились на кровать. Все вокруг перестало существовать. Если сначала оба сомневались, как пойдет, то сейчас не думалось ни о чем. Были лишь они, их ощущения друг друга, снаружи, внутри – везде. Горячие тела, жадные губы, невидящие глаза, сегодня можно все – «Празднуем»! За все эти восемь лет, а потом еще семь – «Празднуем»! За все что будет или не будет потом – «Празднуем»!
Телефон сообщил, что рейс назначен, значит - пора. Одевались молча, но каждый знал, что ничто уже не будет прежним.
Лукас ушел, на прощание, коснувшись плеча, так странно по-дружески, словно все и вправду с чистого листа и они только что познакомились, только что узнали друг друга. А Олег сел на кровать взял в руки подушку, на которой совсем недавно, запрокинув голову, лежал призрак его прошлого, сжал ее и вдохнул запах, его запах. Зажмурился до звездного неба.
Они, возможно, никогда больше не встретятся. Их прежних больше нет, даже имен. Сейчас есть только эта ночь нелюбви, горячей страсти, сжирающего желания, и образ в памяти – его лицо, бледная влажная кожа, на висках и лбу прозрачнее капельки, взгляд будто затуманенный, будто не здесь.
Олег мысленно проводит указательным пальцем по его ключице, близоруко щурится, всматриваясь в тонкие серые строчки:
«Я знаю что, дорога не длинна
И скоро тело бедное устанет
Но верую - любовь как смерть сильна
Люби меня, когда меня не станет…»

[Гость]

Исполнение 2 Огромное спасибо автору, читаю с удовольствием, узнаю в Луке-Лукасе Ричарда-Проктора, так и вижу его мрачного, бледного, худого с бородой, в пальто и расстегнутой рубахе. Отдельное спасибо за Фила-Ли, он так славно описан со всеми этими птицами, собаками, книгами . Очень атмосферно написано, прямо представляю их захламленную квартиру, птичьи клетки, чайник на плите. Очень понравился Олежа, он как-то удачно сочетает в себе киношного Доршавина и Юрку из Фортитюда, там даже есть немного от Владика из Ундины! Давай еще напишу что-нибудь

[Гость]

Гость,

Исполнение 2 Огромное спасибо автору, читаю с удовольствием

Спасибо!!!! Все угадано в точечку) Надеюсь автор заявки будет доволен)

[Johny Boy]

Исполнение 2 спасибо, автр

Очень понравился Олежа, он как-то удачно сочетает в себе киношного Доршавина и Юрку из Фортитюда, там даже есть немного от Владика из Ундины!

+1 !!!

[Гость]

Исполнение 2. - очень атмосферно написано.
Спасибо, автор!
Додайте!

[Гость]

[L]Автор Исполнения 2[/L], буду думать)

[Гость]

Надеюсь автор заявки будет доволен)

Я ДОВОЛЕН! Я ОЧЕНЬ ДОВОЛЕН! Спасибо, Автор 2, шикарные характеры, все трое раскрылись как розы



Заказчик

[Гость]

Картинка не вставилась сразу( Автор 2, это вам!